Новая религиозная антропология определяется как совокупность учений и практик, постулировавших существование особого, отличного от признанного во второй половине XIX в. соответствующим научному, устройства человека, а также возможности обретения человеком сверхспособностей. В фокусе внимания статьи – влияние научных концептов и идей на содержание учений новой религиозной антропологии. Показано, что ключевую роль в становлении новой религиозной антропологии сыграли процессы, определявшие развитие науки – институционализации, специализации и медиатизации научного знания. В статье предложена эвристическая типология новой религиозной антропологии – «христианская», «научная», «ориенталистская» и «оккультная». Новая религиозная антропология рассматривается как средство преодоления характерного для дискурса второй половины XIX в. представления о конфликте между наукой и религией.

В статье анализируется соотношение эсхатологических и антропологических представлений русских спиритуалистов на примере их представлений о телесности. В представлении спиритуалистов центральным эсхатологическим событием должно было стать преображение природы человека, которое должно было проявиться в полном замещении «материального» тела «тонким». Они рассматривали эту перспективу как часть телеологического эволюционного процесса, который наделялся эсхатологическим значением. Отношение спиритуалистов к телу было двойственно – с одной стороны, категория «материального» в спиритуалистическом дискурсе имела выраженные негативные коннотации, с другой стороны, «тонкие» тела были не вполне лишены материальности. Человеческое тело служило моделью, в соответствии с которой моделировался космос, что проявлялось в употреблении спиритуалистами органических метафор. Исход эсхатологического процесса понимался как воссоединение космического организма. Человек представлялся способным преобразовать себя собственными силами и, тем самым, определить исход эсхатологического процесса, который понимался как антропокосмический процесс.

В статье рассматриваются основные антропологические идеи философии Карла Дюпреля и раскрыто их значение для русского спиритуализма конца XIX – начала XX в. Центральной концепцией учения Дюпреля была концепция «двойственности человеческого существа». Дюпрель утверждал одновременное сосуществование двух субъектов – связанного с чувственным миром, и связанного с миром сверхчувственным («трансцендентальный субъект»), которые разделены «порогом восприятия». Он полагал, что этот порог смещался в состояниях сна и сомнамбулизма, во время которых «трансцендентальный субъект» получал возможность действия в сверхчувственном мире. Дюпрель считал, что эволюция человека еще не завершена. Он полагал, что о том, какой будет новая форма жизни человека, можно судить по тем состояниям, в которых проявляет себя трансцендентальный субъект. Как и многие другие спиритуалисты, Дюпрель ожидал скорого начала новой эры, когда исчезнет граница между наукой и религией, с одной стороны, и чувственным и сверхчувственным миром с другой стороны. Антропологическое учение Дюпреля хорошо соотносилось с тем, как видели человека будущего русские спиритуалисты, и он стал для них одним из наиболее авторитетных авторов.

В статье предложена типология русских теософских антропологических учений начала XX в., а также проанализированы причины разногласий теософов по антропологическим вопросам. Христианские теософы, критично относившиеся к «ориентальным» элементам теософских учений, предпочитали ориентироваться на христианскую традицию, синтезируя ее с отдельными теософскими концепциями. Русские теософы, ориентировавшиеся на традиционное теософское учение, отстаивали идею универсального характера религиозной антропологии и часто предпочитали «ориентальный» подход к антропологии. Тем не менее они принимали во внимание христианство и стремились отождествить «ориентальную» и христианскую антропологию. Для теософов были характерны миллениальные ожидания – они считали, что вскоре наступит новая эра, которая приведет к изменению человеческой природы. Многие из них считали, что природу человека можно преобразовать благодаря духовным практикам. Подобно многим другим представителям эзотеризма той эпохи, теософы привлекали научные концепции для обоснования своих антропологических взглядов и обращались к свидетельствам экспериментов, которые позволяли обнаружить «невидимое». При всем различии, теософские подходы к антропологии обладали общими характеристиками и отражали характерные для эпохи тенденции.

В исследовании рассмотрена специфика рецепции антропологии йоги в России и пути ее распространения. В конце XIX – начале XX в. на русском языке появляются переводы академических исследований, в которых йога рассматривается как одна из индийских философских школ. В то же время на Западе начинается популяризация йоги представителями неоиндуизма, сочинения которых также были переведены на русский язык. Такие сочинения имели популярный характер – их авторы стремились сделать йогу понятной западному читателю. Для оккультного сообщества наиболее привлекателен был практический аспект йоги. Его представители рассматривали йогу как метод антропологического совершенствования, как духовного, так и физического, и, в конечном счете, обретения сверхспособностей. Популяризации йоги в России в значительной степени способствовали теософы, в основе интерпретаций которых лежало противопоставление хатха- и раджа-йоги. В сочинениях теософов йога была представлена как путь к обретению тайного знания. Отечественные оккультисты создали оригинальные интерпретации йоги. Христианский теософ М.В. Лодыженский хотя и рассматривал йогу как путь к обретению «сверхсознания», ставил ее ниже христианского подвижничества, тем самым подчеркивая примат христианской традиции. П.Д. Успенский рассматривал йогу в перспективе своей концепции «сверхчеловека» и полагал, что ее практика является способом достижения сверхчеловеческого состояния, которого в будущем должно было достигнуть все человечество. Интерес русского общества к йоге следует рассматривать в контексте характерных для европейского общества того времени интереса к Востоку и веры в возможность скорого преобразования природы человека.

В статье охарактеризовано многообразие подходов к осмыслению феномена телепатии в России конца XIX – начала XX в. Телепатия привлекала ученых, оккультистов, представителей религиозных групп и широкую публику. Мотивы интереса к этому феномену в каждом отдельном случае различались. Ученые относились к телепатии как к феномену, заслуживающему исследования, и создавали теории, ее объясняющие. Вместе с этим некоторые из них рассматривали эти исследования как способ обоснования возможности жизни вне физического тела. Телепатические эксперименты, призванные показать независимость человеческой психики от тела, проводились и теми, кто не был связан с академической наукой. Оккультисты предпочитали описывать феномен телепатии, не прибегая к научному языку, и использовали в таких случаях оккультные антропологические концепции. В популярном оккультизме, представленном ментализмом, телепатия рассматривалась как практика, способная улучшить качество жизни. Христианских спиритуалистов и некоторых представителей православного духовенства телепатия интересовала как средство доказательства бессмертия души. Кроме того, они использовали теории телепатии для обоснования действенности традиционных религиозных практик, в частности молитвы. Несмотря на различие мотивов интереса к телепатии и ее объяснений, интерес к этому феномену отражал общую для этого периода тенденцию к переосмыслению антропологии.

В работе проведен анализ факторов, часто ускользающих из поля зрения отечественных исследователей, однако, оказавших существенное влияние на формирование представления о возможности синтеза науки и религии в трудах католического теолога Пьера Тейяра де Шардена (1881–1955). Свидетельства о значимости этих факторов можно обнаружить в его эссе, личных заметках и письмах. Во-первых, творчество Шардена следует рассматривать в свете характерной для игнатианской духовности установки, ориентирующей послушника на поиск нового знания. Во-вторых, идею синтеза науки и религии в его творчестве можно адекватно оценить, приняв во внимание позицию католической церкви, боровшейся с модернистскими учениями эпохи. В-третьих, необходимо учитывать значение и роль "Духовных упражнений" Игнатия Лойолы, повлиявших на мистический опыт католического теолога. Перечисленные факторы оказали значительное влияние на теологию Шардена, которая стала одним из значимых примеров диалога науки и религии в XX столетии.

Публикация представляет письмо одного из малоизвестных отечественных спиритуалистов, А.С. Кобелева. Письмо является характерным примером писем начинающих спиритуалистов лицам, которых они рассматривали в качестве духовных авторитетов. В фокусе внимания письма – личный психологический опыт Кобелева, который он интерпретировал как свидетельство его развития на пути постижения духовного мира. В комментарии к письму раскрыта специфика отношения спиритуалистов к использованию в ходе спиритических сеансов библейского текста как необходимого средства проверки истинности получаемых от духов сообщений. Герменевтика библейского текста влияла на практическую сторону деятельности христианских спиритуалистов, однако они пользовались ею разборчиво, проводя границу между «религией» и «суеверием» в зависимости от их историософских и иных личных предпочтений. На примере дискуссии между спиритуалистами о значении такой герменевтики в комментарии поставлен вопрос о соотношении христианского традиционализма и религиозного универсализма в учениях христианских спиритуалистов. Письмо представляет интерес для истории религии как артефакт исповедального жанра, раскрывающий перед читателем описание спиритуалистами их личного опыта.

В публикуемом документе представлены записи сообщений духов-руководителей Московского спиритического кружка, позволяющие составить представление о его эсхатологическом учении. Сущностной характеристикой этого учения является катастрофизм – участники кружка полагали, что обновление мира происходит через глобальные катастрофы. Текст позволяет судить о том, как участники кружка могли воспринимать происходившие в 1918 году события, и составить представление о статусе духов-руководителей. В сообщениях освещается вопрос о положении человека и его месте в эсхатологическом процессе, а также описывается содержание грядущих эсхатологических событий. Документ свидетельствует об устойчивости эсхатологических настроений участников этого спиритуалистического объединения. В нем также отражены характерные для спиритуализма конца XIX – начала XX в. эсхатологические тенденции, прежде всего представление о том, что духи являются предвестниками третьего завета. В комментарии к публикации охарактеризованы наиболее значимые фрагменты источника и обозначены контексты, необходимые для понимания его содержания, в частности обозначена его связь с другими текстами, созданными в рамках Московского спиритического кружка, а также текстом Нового завета. Документ может быть интересен исследователям эсхатологических сообществ и всем, кого интересует религиозная культура Серебряного века.